За Царя! Покаяние спасет Россию
За Царя! Покаяние спасет Россию

«Велик царь земли Русской!..»

Из книги «Светлой памяти возлюбленного Государя» русского духовного писателя, историка Николая Дмитриевича Тальберга

Император Николай II принимает депутации от волостных старшин Киевской губернии, 1911 г.
Император Николай II принимает депутации от волостных старшин Киевской губернии, 1911 г.

Узнайте подробнее:

  • какие качества характера проявлял в детстве будущий Император,
  • почему народ так горячо любил Государя,
  • как проявлялись деликатность и внимание к людям у Николая II.

Шестого (19) мая 1868 года, в день памяти святого и праведного Иова Многострадального, родился старший сын Наследника престола, нареченный, как его прадед, Николаем. Впервые в Российской Империи Великий Князь младенцем, со дня рождения своего, обручен был царству. Понятно то нарочитое внимание, которое родителями его было обращено на должные воспитание и образование будущего монарха величайшего государства.

Каким был в детстве Николай Александрович. Учебные занятия и преподаватели цесаревича

В 1877 году ближайшее заведование его занятиями было поручено генерал-адъютанту Г. Г. Даниловичу. Учебные занятия были распределены на двенадцать лет, причем первые восемь лет посвящены были предметам гимназического курса с заменой классических языков элементарными основами минералогии, ботаники, зоологии, анатомии и физиологии. Расширено было преподавание политической истории, русской литературы, иностранных языков. Курс высших наук продлен был потом на пять лет, дабы предоставить будущему Государю подробнее ознакомиться с военным делом и главнейшими началами юридических и экономических наук.

Император Николай Второй Александрович

Преподавателями его были выдающиеся профессора высших учебных заведений К. П. Победоносцев, Н. X. Бунге, М. Н. Капустин, Е. Е. Замысловский; генералы М. И. Драгомиров, Г. А. Леер, Н.Н. Обручев, П. Л. Лобко. Понимание подлинной русской государственности усвоил он, главным образом, от умного и убежденного идеолога самодержавия Победоносцева, тесными узами связанного с его августейшим родителем. Английский язык преподавал с 1877 года Карл Иосифович Хис, на дочери которого был женат флигель-адъютант А. А. Мордвинов. Последний в журнале «Русская летопись» (Париж, 1923. Кн. V) приводит отзыв об ученике Хиса, которого определяет как исключительно правдивого, искреннего и независимого в своих суждениях.

«Многое из устных рассказов К. И. Хиса не сохранилось у меня в памяти, но о некоторых я невольно вспоминал не раз во время долгих мучительных раздумий после совершившегося переворота.

По его словам, Государь еще в далеком детстве отличался большой замкнутостью, задумчивостью не по годам и в этом отношении не походил на своих сверстников и братьев. Он был очень застенчив, и трудно было узнать, о чем он задумывался; был очень уверен в своих мнениях, и разубедить его в них бывало нелегко. Даже мальчиком он почти не горячился и не терял самообладания. Бывало, во время крупной ссоры с братьями или с товарищами детских игр, рассказывал Карл Иосифович, Николай Александрович, чтобы удержаться от резкого слова или движения, молча уходил в другую комнату, брался за книгу и, только успокоившись, возвращался к обидчикам и снова принимался за игру, как будто ничего не было.

Он был очень любознателен и прилежен, вызывая даже добродушные насмешки других, и чрезвычайно увлекался чтением, проводя большую часть свободного времени за книгой. Любил также, чтобы ему читали, и сам отлично читал вслух... Однажды, продолжал Карл Иосифович, мы читали вместе с маленьким Николаем Александровичем один из эпизодов английской истории, где описывался выезд короля, любившего простонародье, и которому толпа восторженно кричала: “Да здравствует король народа!” Глаза у мальчика так заблистали, он весь покраснел от волнения и воскликнул: “Ах, вот я хотел бы быть таким!” Но я сейчас же ему заметил: “Вы не должны быть Государем одного лишь простого народа, для Вас все классы населения должны быть равны, одинаково дороги и любимы”.

Мордвинов добавляет от себя: «Это интимное желание быть любимым “многими”, “всеми”, по преимуществу простыми людьми, и притом только русскими, хотя и было запрятано у Николая Александровича глубоко, все же чувствовалось во многих случаях и впоследствии, когда он достиг зрелого возраста и стал Императором. Его простую, незлобивую, беспритязательную, глубоко верующую, застенчивую натуру тянуло более к бесхитростным людям, с душою простого русского человека. Во внутреннем мире крестьянства, составлявшего три четверти его подданных, Государь, видимо, искал все те черты, которые были ему дороги и которые он так редко встречал в окружавшей его среде. Это любовное чувство к простому народу мне приходилось неоднократно наблюдать во время многочисленных разговоров Государя с крестьянами. Оно всегда проявлялось в особой, легко уловимой, задушевной интонации его голоса, в чутком выборе задаваемых вопросов, в высказывавшихся затем по окончании разговора впечатлениях – неизменно доверчивых, добродушно-ласкательных и заботливых».

Путешествие Наследника морским путем на Дальний Восток и пребывание в Индии и Японии значительно расширили его кругозор. Возвращаясь в столицу, он пересек всю Сибирь и просторы Северо-восточной России.

Обладая основательными знаниями, Государь всю жизнь пытливо пополнял их, поражая своею осведомленностью тех, кто имел с ним дело. Вспоминаю впечатление, которое он произвел на министра путей сообщения Клавдия Семеновича Немешаева. Немешаев, управляя долгое время обширной и образцовой Юго-Западной железной дорогой, был большим знатоком своего дела. Он рассказывал мне, как поражен был знаниями Государя в этой области. Приходилось слышать то же и от других.

Взаимная любовь Государя и простого народа

Проходя военную службу, Государь вплотную подошел к толще народной и всегда стремился соприкасаться с нею. Вспоминаются полтавские и киевские торжества, Романовские в 1913 году, говения в Москве, в особенности же единственное в истории Императорской России царско-народное прославление мощей преподобного Серафима Саровского. Проживая некоторое время после преступной февральской революции на Кавказе, слышал восторженные рассказы тамошних горцев о приезде Государя в 1912 году в Гагры.

Принц Александр Петрович Ольденбургский со свойственной ему энергией сумел оповестить абхазцев и других местных жителей, которые в большом количестве прибыли в Гагры, где устроен был народный праздник. Помню описание городским головой Дуваном посещения Государем Евпатории и желание его, минуя охраняемый путь, войти в самую гущу народа, восторженно приветствовавшего царя. Влекло и народ к нему.

Приезд Николая II в Ригу, 1910 г.
Приезд Николая II в Ригу, 1910 г.

Лично наблюдал я в 1910 году народное ликование в инородческой Риге. Это поражало особенно оттого, что несколько лет перед тем Прибалтийский край и, в частности, Рига захвачены были сильным революционным движением. До поздней ночи стекались певческие общества к берегу Двины, где стояла императорская яхта.

Здесь, за рубежом, вспоминал эти дни с одним из офицеров Гвардейского экипажа. Он рассказывал, что приходилось уговаривать толпу разойтись, чтобы не мешать сыну царской семьи.

Николай II в Киеве, 1911 г.
Николай II в Киеве, 1911 г.

В 1911 году в Киеве Государь, собираясь поклониться святым, почивающим в лавре, приказал не стеснять толпу. Когда он, выйдя из автомобиля, направлялся к вратам древнейшей русской обители, небольшой наряд полиции с трудом сдерживал народ, стремившийся приблизиться к царю. Пристав Тюрин, находившийся в наряде, рассказывал мне, что один диакон не слушал его уговоров. «Мне пришлось, – говорит Тюрин, – обмотать рукой его длинные волосы, но и это не повлияло на него, он рвался вперед. Только когда Государь скрылся из его вида, он пришел в себя».

Бывший Киевский губернатор Александр Феодорович Гирс, под начальством которого я имел счастье служить, в своих воспоминаниях «На службе Императорской России» описывает рассказанное ему его бывшим однополчанином-преображенцем, Полтавским губернатором графом Н. Л. Муравьевым, о происходившем в 1909 году во время полтавских торжеств: «По его свидетельству, самым замечательным в Полтаве днем было 26 июня, канун празднования Полтавской победы. По распоряжению Столыпина, в Полтаву было вызвано из сел более двух тысяч крестьян, которые расположились в поле лагерем. Об этом лагере Столыпин доложил Государю, выразившему желание в четыре часа, до всенощной, его посетить. Крестьяне были расположены по уездам кольцом, в которое вошел Государь, и началось представление. Оно имело сначала характер официальный, но по мере продвижения Государя оно стало обращаться в оживленную беседу. Лицо Государя просветлело, его собеседники заговорили свободно. Перед царем развернулась вся картина крестьянской жизни, их забот и обычаев.

Столыпин, со своей стороны, задавал крестьянам вопросы, вызывая их высказаться по занимавшему Государя и его вопросу о разверстании надворной чересполосицы и хуторскому расселению. Ответы крестьян были мягки и веселы; смеялся Государь и все присутствовавшие. Министр Императорского двора подходил к Государю и напоминал ему о всенощной, к началу которой в соборе ожидалось его прибытие, но Государь его не замечал и обход продолжался. Было семь с половиной часов, когда беседа, начавшаяся в четыре часа, закончилась и Государь вышел на середину круга. Восторженным “ура!” крестьяне проводили своего державного гостя».

Торжества в Полтаве по случаю празднования 200-летия Полтавской битвы, 1909 г.
Торжества в Полтаве по случаю празднования 200-летия Полтавской битвы, 1909 г.

Из Полтавы Государь проехал в Киев. Гирс пишет: «Около восьми часов прибыл из Полтавы товарищ министра внутренних дел, заведующий полицией генерал Курлов, которого я встретил на вокзале. Его первые слова были: “Полтавские торжества прошли блестяще, Государь в восторге. Выражая мне свое удовольствие по поводу порядка, который поддерживался полицией, Государь высказал надежду, что и в Киеве народу будет доставлен свободный доступ по пути его следования в собор”.

Мы поехали вместе на осмотр этого пути. Народ густою толпою уже заполнил улицы, шпалерами выстроились войска, затем учащиеся, на разукрашенных коврами балконах и в окнах разместились зрители. Город имел вид парадный, ярко светило летнее солнце. Генерал Курлов распорядился разредить цепь городовых и убрать их вглубь толпы. В 10 часов утра доступ публики был прекращен и на перекрестках улиц, в тылу за толпой, поставлены полицейские заслоны. В 11 часов утра к вокзалу бесшумно и плавно подошел императорский поезд. Государь принял рапорт губернатора и депутацию от города Киева, поднесшую ему хлеб-соль. Поздоровавшись с встречающими, Государь обошел почетный караул и сел в коляску с одним из Великих Князей. По установленному для торжественных царских выездов правилу, я должен был ехать в двадцати шагах впереди Государя, стоя в коляске.

Сложные чувства счастья, смущения и страха мной овладели. Я видел обращенные к Государю взоры тысяч бежавших в моем кругозоре людей, слышал вырывавшиеся из их грудей радостные крики и звуки гимна, мне казалось, что я уношусь куда-то ввысь, то холод пронизывал меня при мысли, что никакие меры охраны уже не помогут и все мы во власти народной стихии. Я незаметно крестился и сам себя успокаивал, повторяя навеянные мне происходящим слова: “Велик царь земли Русской!..”»

В 1911 году Государь снова посетил Киев, где в его присутствии был освящен памятник Императору Александру II. «31 августа Государю было представлено более 2300 крестьян на площадке перед дворцом, созванных из всех волостей Киевской губернии. Беседа продолжалась более двух часов. Крестьяне живо и толково отвечали Государю на его расспросы о их службе по призыву в войсках. Украшенных знаками военного ордена Государь расспрашивал о их подвигах и благодарил их за службу. Крестьяне были в пестрых малороссийских свитках, что доставило Его Величеству видимое удовольствие. Государь убеждал своих собеседников носить их всегда, взамен, как он выразился, “неуклюжих городских пиджаков”. Ободренные царскою простотою, крестьяне стали рассказывать о красивых нарядах, носимых их женами и девушками, но, не находя нужных слов, сопровождали разговор показом и жестами. Все смеялись, и по лицу Государя было видно, что общее увлечение его радовало».

Французский посол Палеолог, описывая присутствие Государя при церемонии спуска бронированного крейсера «Бородино», пишет: «По окончании церемониала мы посетили мастерские. Государя всюду приветствуют. По временам он останавливается, чтобы поговорить с рабочими, и с улыбкой пожимает им руки. Когда он продолжает свой обход, приветствия удваиваются... А еще вчера мне свидетельствовали о тревожном революционном брожении в этих самых мастерских...»

Благороднейший и всесторонне образованный С. С. Ольденбург, росший в видной либеральной семье, близко наблюдавший многих деятелей кадетской партии, сначала чувством, а потом разумом и всесторонним изучением дошедший до понимания силы и глубины монархии, горячо полюбивший Государя, пишет о нем в своем замечательном труде, посвященном его царствованию: «Император Николай II – это признают и его враги – обладал совершенно исключительным личным обаянием. Он не любил торжеств, громких речей; этикет был ему в тягость. Ему было не по душе все показное, всякая широковещательная реклама (это также могло почитаться некоторым недостатком в наш век!). В тесном кругу, в разговоре с глазу на глаз он зато умел обворожить своих собеседников, будь это высшие сановники или рабочие посещаемой им мастерской. Его большие серые лучистые глаза дополняли речь, глядели прямо в душу. Эти природные данные еще более подчеркивались тщательным воспитанием. “Я в своей жизни не встречал человека более воспитанного, нежели ныне царствующий Император Николай II”, – писал граф Витте уже в ту пору, когда он, по существу, являлся личным врагом Государя».

Император Николай Второй Александрович

Бывший министр иностранных дел А. П. Извольский высказывался так: «Лица, наименее расположенные к Николаю II, никогда не отрицали очарования его лица, кротость выражения его глаз, которые сравнивали с глазами газели, совершенную простоту его обращения; лично я испытывал это очарование в полной мере, и более всего когда видел его в присутствии императора Вильгельма, который, с шумной суетливостью и театральными манерами составлял полную его противоположность».

Личные впечатления Н.Д. Тальберга

В эти минуты переносишься к тем счастливым моментам жизни, когда удавалось лицезреть Государя. Впервые произошло это шестьдесят лет назад, когда он с Императрицей посетил Императорское училище правоведения. Верноподданническое с детства чувство при виде его претворилось у четырнадцатилетнего отрока в пламенную любовь, сохранившуюся навсегда. Помню, как мы в холодный мартовский день бежали за царскими санями вдоль Фонтанки от Сергиевской улицы до часовни у Летнего сада, получая от Государыни цветы из поднесенного ей букета. Позднее приходилось видеть Государя только издали, чаще всего когда он проезжал в пролетке по улицам столицы.

По более напряженному виду редко расставленных городовых и гулявших сыщиков с зонтиками можно было догадаться о предстоящем проезде царя. Видел его несколько раз: во время рижских и киевских торжеств, майского парада, выходившим грустным из Зимнего дворца после открытия Первой Государственной Думы и из храма святых Захария и Елисаветы после отпевания убитого революционерами графа А. П. Игнатьева, на похоронах в Сергиевской пустыни принца Константина Петровича Ольденбургского и в Новодевичьем монастыре в Петербурге верного слуги четырех Императоров К. П. Победоносцева. На этих похоронах мы, правоведы, несли в храмах дежурства у гроба, и Государь стоял недалеко. Вблизи видел я его после посещения правоведения только раз, в течение нескольких минут, когда мог все же воспринять все очарование его глаз и голоса. Это было в 1911 году. Государь во время киевских торжеств посетил дворянский дом. Мне довелось стоять рядом с бывшим киевским губернатором, предводителем дворянства князем Репниным. Обходя дворян, Государь несколько дольше остановился около маститого князя. Он вспоминал свой приезд в Киев в 1896 году после коронации.

Деликатность Государя и его внимание к людям. Из воспоминаний В.И. Мамантова

Поразительное событие описывает очень долго близкий по службе своей к Государю главноуправляющий Канцелярией по принятию прошений, на Высочайшее имя приносимых, В. И. Мамантов. Он, состоя тогда в военно-походной канцелярии, сопровождал царскую чету во время их поездки в 1896 году во Францию. Описывает он восторг, проявленный тогда вообще французами. Ординарцами при Государе состояли французские офицеры. После парада в Шалони, где собрано было 87-тысячное войско, Мамантов, находясь около вагона, наблюдал прощание Государя с провожавшими его. Царь подошел к своим ординарцам французам, стоявшим отдельно перед самым входом в вагон. «И тут-то я был свидетелем поразившей меня сцены: все семнадцать офицеров как один поцеловали Государю руку, как ни пытался он ее отдергивать, смущенно стараясь не допускать их до этого». Смущение Государя мне особенно понятно при воспоминании того, чего свидетелем я был на праздновании столетия киевской первой гимназии в 1911 году. Директор ее Н. В. Стороженко, всеподданнейше приветствуя Государя, в конце своего слова опустился перед ним на колени. При всем самообладании Государя видно было его недовольство этим.

Коснувшись воспоминаний Мамантова, хочется воспроизвести некоторые страницы их, которые выявляют внимание и утонченное доброжелательство Государя.

«При возвращении царской четы в 1896 году из Вены, где особенно торжественно и красочно принимали ее, во время остановки поезда у станции Шепетовка для совершения Их Величествами прогулки неожиданно у самого поезда скончался министр иностранных дел князь А. Н. Лобанов-Ростовский, выдающийся дипломат, очень ценимый Государем. Тело его положили в ближайшее отделение вагона, которое занимал Мамантов. Последовавший вскоре обед длился не более четверти часа. Вид у Государя был подавленный. Императрица не могла временами совладать со слезами. После обеда Государь подошел к Мамантову и сказал: “Я думаю, что вам было бы тяжело оставаться в том отделении, где скончался князь Лобанов, и потому я сейчас сделаю распоряжение, чтобы вам было отведено другое”.

Я был глубоко тронут этим вниманием и искренне благодарен Государю... Меня поразило, что Государь, будучи, несомненно, крайне опечален и потрясен внезапной утратой князя Лобанова, случившейся в то время, когда он был нужен больше, чем когда-либо, ввиду того, что вся политическая сторона путешествия и в особенности посещение Франции зиждилась всецело на нем и была выработана исключительно им, – мог подумать в такую тяжелую минуту о моем удобстве. Впоследствии, когда я ближе узнал характер Государя, мне постоянно приходилось наблюдать эту отличавшую его удивительную деликатность и трогательное внимание к окружающим его лицам. Стоило кому-нибудь из находящихся в его обществе в трудном или неловком положении быть смущенным невольной оплошностью или услышать что-либо, неприятно его затрагивавшее, как Государь своим обращением и вмешательством старался сейчас же прийти на помощь и загладить неприятное впечатление. Его Величество прямо смущал иногда своей деликатностью строгой корректностью своего обращения.

Так, например, он всегда извинялся перед тем, кого, будучи чем-либо занят, заставлял ждать в своей приемной и принимал хотя бы незначительно позже назначенного для приема часа. Я, по крайней мере всегда этим сильно смущался».

Мамантов сопровождал царскую семью несколько раз в Дармштадт. Он пишет: «Помню, что во время первой поездки я был поставлен Государем в неловкое положение и совершенно не знал, как ответить. Надо сказать, что Его Величество совсем не имел привычки носить штатское платье, а в особенности шляпы и главным образом цилиндр, который при этом был у него еще далеко не лучшего качества и формы. Войдя в вагон и будучи в очень хорошем расположении духа, Государь обратился мне с каким-то вопросом по поводу своего костюма, а затем вдруг сказал: “Вы, впрочем, с презрением смотрите на то, как мы, военные, носим штатское платье, и подсмеиваетесь над нашим неумением”. Я, конечно, постарался уверить Его Величество в противном. “Но, – прибавил я, – цилиндр Вашего Величества действительно приводит меня в некоторое недоумение и смущение. Мне кажется, что Bаше Величество могли бы иметь более лучший и носить его несколько иначе, чтобы скрыть Вашу непривычку к этому головному убору”.

Мое замечание, смелости которого я сам испугался, по-видимому, задело Государя за живое. Он быстро снял свою шляпу и начал ее рассматривать. “Не понимаю, – сказал он, что вы находите нехорошего в моем цилиндре? Прекрасная шляпа, которую я купил перед самым отъездом в путешествие у Брюно, и очень ею доволен. Ваше замечание не больше, чем простая придирка штатского к военному”. Делать дальнейшие возражения я не решился, а Императрица, с улыбкой слушавшая наш разговор, сказала, обращаясь ко мне “Очень хорошо, что вы ему так говорите, говорите еще больше – он совершенно не обращает на себя внимания”.

Во время другого пребывания Мамантова в Дармштадте его поразила исключительная деликатность Государя, выразившаяся в следующем. Занимался он главным образом поздно вечером. «Я только что расположился в самом откровенном костюме сесть за работу, как вбежал мой человек со словами: “Государь!” И непосредственно за этим вошел Его Величество. “Гуляя с Императрицей, я увидел у вас свет, – сказал мне Государь, – и, решив, что вы еще не спите, зашел, чтобы поручить вам то, о чем я забыл распорядиться днем”. Совершенно сконфуженный и растерявшийся, я должен был приводить себя в порядок в присутствии Его Величества. У подъезда флигеля, в котором было мое помещение, Государя дожидалась Императрица. Выйдя вместе с Государем, я, по приглашению Их Величеств, сделал с ними еще небольшую прогулку и проводил их до их подъезда. Сколько удивительной простоты было в обращении Государя и какая поразительная деликатность! Он решается меня побеспокоить только потому, что, по-видимому, я еще не сплю!»

Ясное понимание образа Государя получаешь, читая следующие строки Мамантова: «Хорошо помнится мне мой первый всеподданнейший доклад, к которому я готовился больше, чем к самому трудному экзамену в университете. В числе дел, подлежавших докладу, было, между прочим, одно весьма сложное и путаное дело по Министерству государственных имуществ, письменное изложение которого занимало около восьмидесяти страниц. Изложить его устно в течение нескольких минут и так, чтобы Государь мог легко усвоить его содержание, представлялось чрезвычайно трудным, и я боялся, что не сумею с ним как следует справиться... В течение не свыше полутора часов надо было доложить еще много других дел. Из первого же вопроса, сделанного мне Государем по поводу вышеуказанного сложного дела, было ясно, что мои старания увенчались успехом.

Впоследствии, когда мне пришлось часто докладывать Государю, я убедился, что Его Величество удивительно быстро схватывал сущность того, что повергалось на его усмотрение и что, казалось бы, требовало подробных объяснений. Память у Государя была поразительная: мало-мальски выдающееся дело, ему доложенное, он помнил в течение очень долгого времени в мельчайших подробностях».

Источник: http://­3rm.info­/publications­/16384-svetloj-pamyati-vozlyublennogo-gosudarya-nd.html


Смотрите также:

Сайт За-Царя.рф не является монархическим, не носит религиозный характер, не преследует политических целей. Задача сайта – рассказать правду об Императоре Николае Втором и России времени Его правления.

Контакты: za-carya@yandex.ru

© 2017 - 2024. Все права защищены.