Автор рассматривает вопросы:
До сих пор падение Российской Империи, последовавшее за отречением Государя Николая II, болезненно воспринимается российским обществом. Кому личность Государя симпатична, говорят об отречении с сожалением и разочарованием, а кто-то злорадствует. Многие обвиняют Царя в отречении, зная, что случилось потом.
Мы полагаем, что краткий период 1–8 марта, связанный с так называемым отречением, — самый важный этап личной религиозной жизни Царя, и мы рассмотрим его именно с этой точки зрения.
Сначала разберем формальную сторону вопроса: было ли это отречение зафиксировано юридически? 4 марта практически все газеты Империи опубликовали Высочайший Манифест об отречении Государя Императора Николая II от Престола Государства Российского за себя и за сына своего Наследника Цесаревича Алексея Николаевича в пользу брата своего Великого князя Михаила Александровича с подзаголовком: «БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ, НИКОЛАЙ ВТОРЫЙ, Император Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочее и прочее. Объявляем всем Нашим верным подданным...». Дата отречения: 2 марта 15 часов.
В апреле 1917 года мимоходом опубликовали фотокопию этого документа [308]. На вид Высочайший Манифест оказался малопрезентабельной немного грязноватой бумагой с заглавием: «Ставка Начальнику Штаба». Внизу этого потертого листа (ранее сложенного вчетверо) мы видим подпись Государя и заверительную подпись министра Императорского двора, графа Владимира Борисовича Фредерикса. Даже при поверхностном взгляде видно, что в указанном времени отречения в разделе минуты стерта цифра.
Подлинник этой бумаги появляется на свет только спустя 12 лет после революции — в 1929 году. Он был случайно обнаружен среди массы прочих документов некими сотрудниками Академии наук СССР, которые сообщили об этом Комиссии по проверке (по «чистке») аппарата Академии под руководством Юрия Петровича (Якова Исаковича) Фигатнера [309]. На документе проставлено время отречения: 15 часов. На месте, где должны быть обозначены минуты, — подчистки. Стертая цифра читается, скорее всего, как «3» или «5». Сам факт наличия стертой цифры очевиден (см. илл. на с. 144). Комиссия Академии наук пришла к мнению, что на месте минут «явно проглядывается написанная от руки цифра 3» [310]. После изучения документа при большом увеличении к этому заключению пришел и автор данной книги [311].
Отметим, что цифра «3» в разделе минуты фигурирует также в машинописной бумаге без каких-либо подписей, озаглавленной «Акт об отречении», хранящейся в Государственном архиве Российской Федерации (см. илл. на с. 141) [312]. Весьма близкий к Царской семье Пьер Жильяр в своих воспоминаниях (опубликованных в 1921 году) приводит полный текст «Акта об отречении» со временем 15 часов 3 минуты [313].
Казалось бы, какой-никакой, а документ об отречении есть. Но существует и второй его вариант. Он был опубликован в 1919 году в воспоминаниях февральского заговорщика Юрия Владимировича Ломоносова в англоязычном издании в США [314]. Ломоносов был очень хорошо осведомленным и видным участником февральского переворота: после захвата Министерства путей сообщения 28 февраля 1917 года Ломоносов получил контроль над железными дорогами, вследствие чего поезд Государя был задержан. В первые годы советской власти Ломоносов стал особо доверенным лицом Ленина в крупнейших финансовых операциях за границей [315].
В издании Ломоносова представлена фотокопия акта отречения весьма низкого качества и его перевод на английский язык. Часть воспроизведенного русского текста прорисована [316]. В воспроизведенной фотокопии время отречения: «15 час.», а в ее английском переводе: «15 hours, 5 minutes». Цифра пять оказалась не пропечатанной в фотокопии из-за низкого ее качества. Однако из английского перевода очевидно, что на исходной бумаге было проставлено время: «15 час. 5 мин.» (см. илл. на с. 146–147) [317].
Это же время отречения, 15 часов 5 минут, фигурирует в тексте акта отречения (без его иллюстрации) в первом советском сборнике документов, посвященных отстранению Государя от престола, опубликованном в 1927 году под редакцией Павла Елисеевича Щеголева (об этой персоне см. на с. 112). Щеголев сообщает, что текст печатался «с фотографической копии подлинника отречения, хранящейся в Ленинградском музее Революции» [318] (ныне это Музей политической истории России в Санкт-Петербурге). Вероятно, именно этот документ, известный как факсимиле отречения, в 1950 году, согласно распоряжению Главного архивного управления МВД СССР за № 12/420, поступил на хранение в Центральный государственный исторический архив, будущий Государственный архив Российской Федерации [319]. В данном документе в поставленном от руки времени отречения (15 час. 5 мин.) цифра «15» написана одним почерком, а «5» — другим (см. илл. на с. 141, 144).
В записях камер-фурьерского журнала, содержащего поденные и почасовые росписи каждого дня Государя за 1917 год в «Акте об отречении» Императора от престола также зафиксировано время: «15 час. 5 мин.» [320]. Таким образом, есть два документа с заголовком «Ставка Начальнику Штаба», известных как «Высочайший Манифест» или «Акт об отречении»: 1) акт, опубликованный в 1917 году, оригинал которого был обнаружен в 1929 году, где фигурирует время отречения 15 часов 3 минуты (со стертой цифрой минут, которая заметно проглядывается); 2) факсимиле, опубликованное в 1919 году в США, текст которого публикуется в СССР в 1927 году, где проставлено время отречения 15 часов 5 минут (часы и минуты вписаны разными почерками).
Странно, что есть два акта отречения с разным временем его подписания. И как объяснить, что в различных, но схожего уровня авторитета источниках мы встречаем свидетельства о времени отречения: и 15 часов 3 минуты (у Пьера Жильяра), и 15 часов 5 минут (в камер-фурьерском журнале), причем в печатном виде манифеста указывается 15 часов ровно? Кажется, это можно объяснить только какой-то совершенной чехардой с названной бумагой.
Но особо удивительно другое. Сравнительный анализ этих бумаг говорит: это один и тот же документ, несмотря на разное время отречения, обозначенное в названых вариантах.
Это видно по расположению подписей графа Фредерикса и Государя относительно печатного текста. К тому же если подписи графа Фредерикса скопировать и наложить друг на друга: семь слов в две строки, последнее слово с росчерком — они полностью совпадают, включая расстояния между слов и между строк (см. илл. на с. 143). Подписать так на разных листах невозможно [321].
Как же может быть, что на одном и том же документе мы видим разные цифры в разделе минут? Вероятней всего, на исходной бумаге (оригинале) первой была вписана цифра «5» которую мы и видим на сохранившемся факсимиле (фотокопии). Вскоре цифру «5» стерли и вписали «3», которую позднее опять же затерли. Зачем все эти манипуляции? Неясно.
Имеет ли такая бумага безусловное значение юридического документа? Мы полагаем, что нет. Но дело, конечно, не в этой бумаге.
Дело в том, что заговорщикам сразу после объявления в печати информации об отречении с заголовком «БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ, МЫ НИКОЛАЙ ВТОРЫЙ, Император Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочее и прочее. Объявляем всем Нашим верным подданным...» подложный или подправленный, или даже подлинный документ был уже не нужен. События конца февраля — начала марта 1917 года развивались, выражаясь современным языком, совсем не в правовой плоскости. Революция по определению незаконна.
Поэтому вопрос, была ли легитимна передача власти, просто не корректен. Уже в июне 1917 года заверивший отречение граф Фредерикс в официальных показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства утверждал, что не помнит, как и где произошло отречение Императора [322]. То есть отказался от своего участия [323].
А что же сам главный свидетель?
Общеизвестно, что до 2 марта Император никак не планировал уход от Царского служения или перемены в государственном устройстве страны по ходу войны. Что же могло его заставить вдруг изменить свое мнение? Ведь объективных причин менять политическое устройство именно 2 марта не было. В конце концов Государь, как самодержец, при желании мог внести изменения в Основные государственные законы Российской Империи (которые не предусматривали возможности отречения от престола) и спокойно законодательно «ратифицировать» свое отречение, назначив или рекомендовав определенный орган для управления державой. Выступить с соответствующей речью к народу «с амвона», расставив все точки над «i» для современников и потомков. Любой, более или менее знакомый с педантичным характером Государя, вникавшим в любые мелочи, согласится, что это было бы вполне в его стиле. Обратное же противоречило всей его предыдущей деятельности. Поэтому, мы полагаем, что Царь не отрекался от престола — это противоречило его нравственным принципам и государственным правилам управления.
Мы полагаем, что и получив 2 марта телеграммы с просьбой оставить престол от некоторых генералов, Главнокомандующего Кавказской армией Великого князя Николая Николаевича (ими апеллировали заговорщики), имея конфликт с родственниками и жесткое противодействие со стороны Государственной думы, Государь боролся и продолжал отстаивать монархию. Это было весьма разумно, по крайней мере, до окончания войны, конец которой, как представлялось, был не за горами и сулил России огромный экономический выигрыш: проливы Босфор и Дарданеллы. Безумием было кардинально менять государственное устройство по ходу войны.
Тем не менее случилось то, что случилось... При этом с 3-го по 8-е марта Государь находился в Ставке в Могилеве (с 4-го по 8-е вместе с вдовствующей Императрицей Марией Федоровной). Со слов очевидца, при богослужении в Ставке 4 марта «в церкви стоял сплошной стон, рыдали мужчины, солдаты. Стонали и плакали» [324]. 8 марта Государь прощался с чинами Штаба и управлений, офицерами и казаками Собственного Его Величества Конвоя. Многие из них плакали навзрыд. Теоретически Царь мог заявить о своем пленении, о силой вырванном отречении...
Он этого не сделал. Получается, что главным свидетелем своего отречения (а если отречение — зло), свидетелем против себя самого является Царь. Что же случилось в дни изоляции Государя 28 февраля — 2 марта и в последующие дни пребывания его в Ставке по 8 марта? Почему, если отречение или какое-то иное политическое решение по вопросу государственного устройства было вырвано обманом, Царь не заявил об этом? Не стал бороться за Россию? За свои права монарха?
На наш взгляд, логично предположить, что судьбоносное решение Государь окончательно принял, воочию увидев и почувствовав положительную реакцию массы народа на отречение, ярко вспыхнувшую уже 3 марта. Сложно править без верноподданных. Государь понял, что есть Божия воля отступить: общество явно не понимало, что творит, и бороться с ним, доказывать что-то было бесполезно. Многие из интеллигенции, аристократии, духовного сословия, городских обывателей с радостью приняли известие об отречении Императора Николая II и отказ Великого князя Михаила Александровича от принятия Престола.
Очевидно, что на Царя и Великого князя Михаила Александровича было оказано значительное давление. Но мало кого смущали вопросы о легитимности передачи власти от Императора к Великому князю, состоявшему в морганатическом браке, о передачи власти, минуя прямого Наследника престола, о том, что Михаил Александрович делегировал вопрос об установлении формы правления в России несуществующему Учредительному собранию (его созывали только большевики в ноябре 1917 года). Не смущало, что Высочайший Манифест имеет форму телеграммы и в нем очевидна подчистка, что опубликованный в виде фотокопии в апреле 1917 года «Манифест Великого князя...» написан на чистом листе бумаге без заголовка и адресата. Из формы этой, казалось бы, важной бумаги, никак не понятно, что это: частная записка, черновик, письмо, манифест для публикации; при желании можно было бы дать совершенно разное объяснение происхождению и назначению данной записки.
Вступиться за монархию, по сути, никто не захотел. И массы людей ликовали именно в марте, а не в октябре 1917 года (как в советское время учили в школе). Это легко увидеть: достаточно взглянуть в любые газеты того времени. В оцепенении молчало крестьянство, но не оно задавало тон общественной жизни.
Уже с 3 марта до соответствующего распоряжения Святейшего Синода во многих церквах Императорская Фамилия перестала поминаться за богослужением. Чтобы увидеть, насколько к 1917 году изменилось сознание некогда верноподданных, вспомним торжества прославления святого Серафима Саровского в 1903 году. Тогда в день причастия Государя, 18 июля, литургию вел архимандрит Андрей (князь Ухтомский), а подносил Государю запивку и просфору отец Философ Николаевич Орнатский, настоятель Казанского собора Санкт-Петербурга [325]. Архимандрит Андрей (Ухтомский) рассуждал: «Власть Царская — тяжкое бремя для Царя, но облегчение жизненного бремени для всего русского народа. Царь несет это бремя, а его народ свободен от этого бремени, спокоен за себя, снявши с себя всякое искушение власти, "спасается" — заботится только о душе своей. Поэтому Царь в глазах народа — это воплощение всего лучшего, это символ смиренного служения Богу и служения людям, символ любви; любовь к Царю своему и Помазаннику Божиему — это чувство совершенно неотъемлемое, неизгладимое из русского сердца.
Жизнь без постоянного представления о Царе — прямо не мыслима для русского человека; он не может себе представить ничего выше душевного спасения, а жить без постоянной памяти о своем Царе — значит заботиться не о спасении, а о себе и о всей своей жизни; он тогда совершенно растеряется, "да как же, — скажет, — я теперь жить буду, где моя опора?" Вот это в Сарове чувствовалось до полной осязательности во время всех торжеств. Вся любовь к Царю, все беззаветное преклонение пред бременем и служением Царским, одним словом, вся русская душа в Сарове высказалась в полной мере. Русь Православная — это нераздельно Царь и народ; и душа народная, душа народа русского не мыслима без смирения и без любви к Богу и Царю. Совершенно немыслима! — Душа, не думающая о спасении, и душа гордая — это явление не русское…» [326].
В 1917 году 12 марта Андрей (Ухтомский), тогда уже епископ Уфимский и Мензелинский, в Казанском соборе Петрограда, где настоятельствовал тот же, что был в Сарове, протоиерей Философ Орнатский, проповедовал: «Кончилась тяжкая, грешная эпоха в жизни нашего народа. <…> Наступили дни чистой народной жизни, свободного народного труда; зажглась яркая звезда русского народного счастья. <…> Самодержец погиб и погиб безвозвратно» [327].
Еще до отречения Государя, не позднее 14 февраля 1917 года, епископ Андрей (Ухтомский) писал Михаилу Родзянко: «Не могу удержаться, чтобы не выразить вам пожелания полной победы над лукавыми властолюбцами» [328]. Какая слепота. Ведь Родзянко и был первым «лукавым властолюбцем»!
Не забыл владыка похвалить и благословить других предателей Царя, как он выразился, «необыкновенного человека» [329] Александра Керенского и генерала Николая Рузского. Епископ Андрей вещал с амвона: «Самодержавие пало, и пало безвозвратно. Царя в России больше нет. <…> Солдаты и народ! Прошу Вас верить доблестному генералу Рузскому, он русский человек, родине не изменит» [330].
Уже через год был изрублен на куски генерал Рузский и расстрелян отец Философ Орнатский, а владыка Андрей (Ухтомский) еще много лет скитался по тюрьмам и лагерям [331]...
На нашем экскурсе видна типичная ситуация перемены и радикализации сознания не самых худших деятелей к 1917 году.
Духовная слепота поразила русский народ, как чума. Очень многие перестали понимать Государя, даже члены Императорской Фамилии. К февралю 1917 года Императорская чета практически не общалась ни с кем из своих родственников, поддерживая только официальные отношения. Член Государственной думы Василий Алексеевич Маклаков вспоминал, что после убийства Распутина, ставшего предтечей падения Династии, «больше всех ликовала родовая аристократия, в том числе почти все члены императорской фамилии. <…> Как это ни парадоксально, именно в тех слоях общества, которые должны были бы Ахеронта [332] особенно опасаться, убийство вызвало наибольшие надежды и ликование» [333].
После низложения Императора Великий князь Николай Николаевич, замененный Государем на посту Главнокомандующего, радостно вернулся в Ставку с надеждой на старый пост... И вновь поразительная слепота. После 2 марта не прошло и недели, как все Романовы стали не нужны…
Один из очевидцев переворота, будущий архимандрит Константин (Зайцев), отмечал, что «Россия восприняла это отталкивающее бесчинство в ликовании праздничном, как весну, как освобождение от злой неволи, как зарю новой светлой жизни! И это вся Россия в целом, весь русский народ во всех общественных группах!» [334].
Что здесь мог сделать Государь? Каждый знает, что иногда наступает такая грань, когда доказывать что-то оппоненту, пусть самому близкому и родному, при явной своей правоте, все же становится бесполезно. Действовать же силой через армию, усмиряя свой народ войсками, провоцировать возможную гражданскую войну Царь не захотел.
Точную оценку мартовской ситуации дал в эмиграции протопресвитер Михаил Польской: «Единственным человеком, у которого не помутилось в дни революции национальное сознание, был Государь. Его духовное здоровье не было задето моментом. Он продолжал смотреть на вещи просто и трезво. Он отрекся после того, как все ему изменили. Он остался в России и мученически невинно за нее погиб, его преемники у власти сами изменили всем и дезертировали, сами бежали, спасая свою жизнь. Они нарушили присягу и предали своего Царя и с ним свою родину, хотя должны были сделать все, не жалея живота, победить или умереть, как это делают простые солдаты на полях сражения. Но среди своих высших военачальников-сотрудников только один Император положил жизнь свою за Россию. Сотрудники же его, восстав на него и подрубив ветвь, на которой сидели, или погибли от рук бунтарей, с которыми вошли в союз, получив должное, или постыдно бежали» [335].
Фактически отрекся не Царь, а народ, Государь лишь констатировал этот факт. По такому же принципу канонизируются святые или возглашается анафема. Подвижник становится святым до канонизации, а еретик таковым до провозглашения анафемы. Церковь в лице Святейшего Синода или Патриарха лишь констатирует эти факты, в частности, закрепляя их юридически в рамках профанного времени [336].
Далее, для более глубокого ответа на вопрос: «Что случилось?» — попробуем до некоторой степени «окунуться» в мировосприятие Царя.
Еще при взрослении юный Наследник Николай Александрович постепенно понимал и принимал необходимость и обязанность Царского служения как свой крест, от которого нельзя было уйти или отказаться, служения уникального. Понимая, что он имеет практически неограниченную самодержавную власть от Бога, именно от Бога, а не от людей, Государь понимал и то, что и ответ ему придется держать одному. И ответ перед Богом. Этот огромный груз личной ответственности, принципиальную невозможность возложить бремя ответа на других, Император Николай II хорошо чувствовал.
Отречение от престола — это не сдача должности. Это отречение от самого себя. В духовном аспекте — это отречение от своего креста, что можно оценить как тяжкий грех. Ведь Господь Иисус Христос сказал: «Кто не берет креста своего и не следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» [337].
Государь это отлично понимал. Изучение документов позволяет нам сделать вывод: никакие угрозы трусливых думцев, требовавших отречения, не могли бы сломить Царя. Даже, полагаем, потенциальным шантажом жизнью его семьи. Слишком разный был у них «удельный вес». Они пеклись о земном, а Царь о небесном, они думали, как делить власть и деньги, а он — как отвечать перед Богом. Изучив по возможности и силам жизнь последнего Императора, полагаем, что решение об отречении, если оно и было принято в той или иной форме, скорее de facto, чем de jure, не было политическим решением или только им, а основывалось на религиозных взглядах Царя.
Повторимся. Как показала последующая история, из всех политиков России к 1917 году самым трезвым взглядом обладал Император. Его оппоненты не понимали последствий своих действий, и объяснить им это было уже невозможно. Тогда во мраке предательства и «затуманенных мозгов» даже своего ближайшего окружения он увидел Божию волю [338]. Государь не сдался, а принял эту волю, как приняли ее первые русские страстотерпцы князья Борис и Глеб. Возможно, ключ к пониманию действий Царя — это христоподражательный поступок князей Бориса и Глеба. Они добровольно, без сопротивления, дали себя убить, и наследство их власти принял другой — князь Святополк, по позднему прозвищу «Окаянный», то есть нераскаянный. С определенной точки зрения в их поступке нет ничего героического: князья не сражались, а умоляли о пощаде, их не пощадили и убили [339]. Вот собственно и все.
Но ведь не сопротивлялся и Христос. Когда Его пришли арестовывать, один из учеников Господа бросился на защиту и отсек ухо раба первосвященника: «Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место. <…> Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? Как же сбудутся Писания, что так должно быть?» [340].
Древняя Русь душой как-то прочувствовала этот тонкий момент связи князей-страстотерпцев со Христом. Жития и сказания о святых Борисе и Глебе пользовались устойчивой популярностью (сохранилось множество их списков) [341]. Церковь закрепила это почитание: Борис и Глеб стали первыми святыми, канонизированными Русской Церковью. Россия XIX — начала XX века эту связь поступка князей со Христом, вероятно, уже бы не уловила.
Князь Феликс Феликсович Юсупов граф Сумароков-Эльстон, убийца Григория Распутина, в эмиграции писал о слабоволии Царя: «Весь жизненный путь Императора Николая II отмечен неумолимым роком. И не только на внешних событиях жизни и царствования Государя, но и на его душе как бы лежала печать обреченности. Могла ли у человека, смиренно покорившегося своей судьбе, развиться твердая воля и непреклонная решимость, не знающая колебаний и отступлений?» [342].
Ответим: могла. Более того, только так и могла: в православном миросозерцании, где нет юсуповского «судьба», а есть «Бог». Согласие с волей Божией о себе требует огромного усилия личной воли. Вера в Бога — акт воли. Она доступна, по сути, лишь сильным людям. В добровольном, искреннем подчинении себя воле Божией и состоит весь труд подвижника для стяжания славы — богоподобного состояния, в православной терминологии — обо’жения.
Итак, на наш взгляд, отречение Царя следует или, по крайней мере, можно рассматривать в аспекте православного духовно-мистического делания для спасения души.
Видя вокруг себя полное непонимание своих действий, Государь решил послужить России в другой ипостаси, не Царя, а «мирянина-праведника». По меткому выражению святого Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся». Царь стяжал, и не спасаются ли вокруг него тысячи сейчас? Царская семья для многих и осталась Царской, во многом образцом для подражания, и с ней соизмеряет свою жизнь немало людей. И ныне Царь является вождем своего народа, его небесным заступником. Только народ этот сузился до избранного, «малого стада». Святая Русь ушла в Китеж-град.
Можно задать вопрос: а как же Царь оставил на произвол судьбы верных себе людей? Ведь были и такие. А что же служивые: полицейские, городовые и многие из бывшей царской администрации, уже в марте пострадавшие из-за отречения, и многие до смерти? Не подумал о них Царь?
Царь подумал — он был с ними, разделил их участь.
2 марта и позднее в Ставке, еще имея возможность «выторговать» себе у временщиков весьма многое, Государь не попросил буквально ничего. Простился с армией и уехал в свой дом. Охрана Александровского дворца стояла напрасно, никто и не думал бежать (о желании Царя бежать нет ни малейших данных, в том числе со стороны Временного правительства и большевиков). Ничего Государь не просил и потом. Не требовал, не кричал, не высказывал обиды, не озлобился, не ответил ни на одно из тысяч прямых и косвенных оскорблений [343]. Выдержка его была фантастической (что отмечали многие, в том числе и враги Царя). Полагаем, что такое напряжение было невозможно без так называемого в православии «внутреннего делания», то есть культивирования мысли о смирении, принятии о себе воли Божией и молитвы о ниспослании сил на это испытание.
Во всех действиях Царя в предреволюционную эпоху и в дни изоляции, 28 февраля — 2 марта 1917 года, видна логика действий сильного, твердого и верующего человека, лишенного даже малейших намеков на какую-либо аффектацию или истерию. Уже на следующий день после отречения — 3 марта — в дневнике Государь отметил: «Спал долго и крепко», и 4 марта: «Спал хорошо» [344].
Конечно, позднее Государь жалел об отречении от престола, боль о жертвах разрывала его сердце, что так или иначе отражено в его дневниках, письмах, свидетельствах общавшихся с ним лиц. Видя, что происходило с народом уже при Временном правительстве, а особенно при большевиках, трудно было этого не делать. И если бы знал, никогда не отрекся бы. Конечно, он предполагал другое развитие событий, как собственно и все остальные действующие лица в истории с отречением. Если бы участники заговора против Царя знали свою скорую печальную судьбу, то стали бы его первыми защитниками. Но…
В заключение скажем: хотел ли Государь стать мирянином-праведником или имел в основе своих поступков другие соображения, мы в точности не можем знать: своих сокровенных мыслей он не доверял ни дневникам, ни письмам. Но он им стал. Это можно увидеть из жизни Царской семьи в 1917–1918 годах.
Константин Геннадиевич Капков - российский историк, писатель, богослов, заместитель директора по науке московского музея Императора Николая II. Автор книг об Императоре и Царской семье: «Царский выбор...», «Духовный мир Императора Николая II и его семьи», «Последний духовник Императора Николая II и его Семьи тобольский протоиерей Владимир Хлынов» и др.
Материал печатается с разрешения автора.
308. Солнце России. 1917. № 367. С. 1.
309. Об обнаружении документа был составлен акт за подписями Фигатнера и членов комиссии: Сергея Федоровича Ольденбурга, Александра Евгеньевича Ферсмана и других (всего 14 персон), где, в частности, говорилось, что «изображенная подпись ФРЕДЕРИКСА написана по подчищенному месту» (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2100-а. Л. 9). Отметим, что было сказано не «подпись», а «изображенная подпись». Вероятно, контрассигнующая подпись графа Фредерикса была нанесена чернилами поверх остатков карандаша. Подпись самого Государя проставлена карандашом. Необычно, что обе подписи находятся очень близко к краю листа. Комиссия, сличив подпись Государя с несомненно подлинными, пришла к выводу об их идентичности; подпись графа Фредерикса не исследовалась.
310. ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2100-а. Л. 9.
311. В 1966 году Главное архивное управление при Совете министров СССР санкционировало передачу данного документа из Центрального партийного архива Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в Центральный государственный архив Октябрьской революции, высших органов государственной власти и государственного управления СССР — ныне Государственный архив Российской Федерации. Ныне эта бумага хранится в фонде № 601 в деле № 2100-а (копия с нее в деле № 2101-а). См.: ГА РФ. Служебное дело ф. 601. Л. 74–75.
312. ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2100. Л. 3.
313. Жильяр П. Трагическая судьба Николая II и Царской семьи. М., 1992. С. 114.
314. Lomonossoff G. V. Memoirs of the Russian revolution. New-York, 1919. P. 54–55.
315. При посредничестве Ломоносова из России был вывезен огромный капитал, после чего он с семьей обосновался в США. Подробнее см.: Иголкин А. А. Ленинский нарком: у истоков советской коррупции (паровозная афера) // Новый исторический вестник. 2004. № 10. 2004. С. 18–54.
316. Лица, дорисовывавшие нечеткие буквы, не знали русского языка. Например, фраза: «сложить с СЕБЯ верховную власть» представлена как: «сложить с СЕЕВ верховную власть». В слове «Псковъ» вместо твердого знака на конце стоит знак, не существующий в русском алфавите. При воспроизведении был перепутан и рукописный текст. Подпись Государя подрисована, а росчерк обрезан из-за плохого качества фотокопии. Надпись «2-го» определили, как «24», поэтому в переводе на английский язык поставлена дата отречения: «24 марта». Автор книги, по всей видимости, корректурой особо не интересовался и не обратил на эти ляпы никакого внимания.
317. Вскоре книга Ломоносова была опубликована на русском языке в Европе, а в наше время — в России. Изображение акта (со временем отречения: 15 часов) в русских изданиях приведено без каких-либо комментариев о разночтении с англоязычным изданием. См: Ломоносов Ю. В. Воспоминания о мартовской революции. Стокгольм-Берлин, 1921. С. 58; М., 1994. С. 254–255.
318. Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев. Документы / под ред. П. Е. Щеголева. Л., 1927. Репр. изд. М., 1990. С. 245.
319. ГА РФ. Служебное дело ф. 601. Л. 16–17. Ныне факсимиле находится в фонде № 601, в деле № 2101 (копия с него же в деле № 2101-б).
320. РГИА. Ф. 516. Оп. 1 (доп.). Д. 25. Л. 10 об.
321. Подпись Государя в публикации Ломоносова значительно отличается от двух других, потому что, как мы говорили выше, она обрезана и подправлена из-за плохой копии, которая была в распоряжении публикаторов.
322. Протокол допроса графа В. Б. Фредерикса Чрезвычайной следственной комиссией от 2 июня 1917 года // Земляченко М. А. «Old gentleman» Фредерикс и Император Николай II. Симферополь, 2011. С. 213.
323. Можно отметить, что сличение мемуаров очевидцев отречения, проведенное Петром Мультатули, многих обличает во лжи и желании выгородить себя. См.: Мультатули П. В. Николай II. Отречение, которого не было. М., 2010. Несмотря на значительное количество неточностей, а иногда и ошибок, в целом, на наш взгляд, исследователь высказал веские аргументы ошибочности некоторых общепринятых положений в интерпретации событий, непосредственно связанных с отречением.
324. Февраль глазами очевидцев. [Сб. воспоминаний] / сост. С. В. Волков. М., 2017. С. 345.
325. Саровские торжества 1903 года в фотографиях, документах, воспоминаниях. Дивеево, 2003. С. 118.
326. Андрей (Ухтомский), архим. Царь и народ. Казань, 1903. Цит. по изд.: Саровские торжества 1903 года в фотографиях, документах, воспоминаниях. Дивеево, 2003. С. 97; Деятель. 1903. № 10.
327. Уфимские епархиальные ведомости. 1917. № 7/8. С. 193–195; Тамбовские епархиальные ведомости. 1917. № 21. С. 483–485.
328. Всероссийский церковно-общественный вестник. 1917. № 3. С. 3. Цит. по изд.: Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году. Материалы и архивные документы по истории Русской Православной Церкви / сост. М. А. Бабкин. Изд. 2-е испр. и доп. М., 2008. С. 86.
329. Биржевые ведомости. Вечерний выпуск. 1917. № 16231. С. 4. Цит. по изд.: Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году. Материалы и архивные документы по истории Русской Православной Церкви / сост. М. А. Бабкин. Изд. 2-е, испр. и доп. М., 2008. С. 479.
330. Биржевые ведомости. Вечерний выпуск. 1917. № 16133. С. 1. Цит. по изд.: Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году. Материалы и архивные документы по истории Русской Православной Церкви / сост. М. А. Бабкин. Изд. 2-е, испр. и доп. М., 2008. С. 476.
331. Можно заметить, что архиепископ Андрей (Ухтомский) был канонизирован Русской Православной Церковью за рубежом в 1981 году. Протоиерей Философ Орнатский канонизирован Русской Православной Церковью в 2000 году.
332. Ахеронт или Ахерон — в греческой мифологии название реки, через которую души мертвых безвозвратно попадали в подземное царство Аида.
333. Адамович Г. В. Василий Алексеевич Маклаков. Париж, 1959. Цит. по изд.: Религия и Церковь в Сибири: Сб. науч. ст. и документальных материалов. Вып. 11. Тюмень, 1998. С. 60–63.
334. Константин (Зайцев), архимандрит. Чудо Русской истории, 2002. С. 266. Цит. по изд.: Бабкин М. А. Священство и Царство (Россия, начало XX века — 1918 г.). Исследования и материалы. М., 2011. С. 606.
335. Польской М., протопр. Новые мученики Российские. В 2 т. Джорданвилль, 1949–1957. 2-е репр. изд. М., 1994. Т. 1. С. 260.
336. Собственно, это мало касается самого святого или богоотступника и имеет значение, прежде всего, для массы верующих как ориентир для спасения души или опасности на этом пути.
337. Мф. Гл. 10. Ст. 38–39.
338. В связи с этим, нам кажется примечательной запись в дневнике Государя по поводу окончания Русско-японской войны. Она сделана 18 августа 1905 года: «Сегодня только начал осваиваться с мыслью, что мир будет заключен и что это, вероятно, хорошо, потому что так должно было быть!» После принятия на себя Верховного главнокомандования в письме к Императрице 25 августа 1915 года Государь, в частности, отметил: «Слава Богу ! <...> Я здесь [в Ставке. — К. К.] с новой тяжелой ответственностью на своих плечах! Но воля Господа должна быть исполнена. Я чувствую такое спокойствие, какое испытываешь после Святого Причастия». См.: Дневники Императора. Т. 2. Ч. 1. С. 53; Ч. 2. С. 189.
339. В житии святых говорится, что Глеб, завидев подосланных убийц, «воззрел на них скорбным взором, слезами лицо свое орошая, с сокрушенным сердцем, смиренным разумом и частым воздыханием, весь слезами обливаяся, а телом ослабевая, испустил жалостный голос свой: "Не обижайте меня, братия мои милые и дорогие! Не обижайте меня, ведь никакого зла я вам не причинил! Не трогайте, братья и господа, не трогайте! Какую обиду сотворил я вам и брату своему [Святополку], братья и господа мои? Если есть какая обида, то ведите меня к князю вашему, а брату моему и господину. Пощадите юность мою, пощадите, господа мои! Вы мне будете господами, а я вашим рабом. Не пожните меня в жизни еще не созревшего, но млеком беззлобия налитого. Не срежьте лозу, еще не до конца выросшую, но плод имеющую! Умоляю вас и на вашу милость отдаюсь. Побойтесь сказавшего устами апостольскими: «Не будьте детьми умом, а на дело злое будьте как младенцы, умом же совершеннолетними будьте». Я же, братия, и беззлобием и возрастом еще младенец. Это не убийство, но сырорезание! [то есть, живодерство. — К. К.] Какое зло я сотворил, скажите мне, и тогда я не буду жаловаться. Если же крови моей насытиться хотите, то я, братья, в руках ваших и брата моего, а вашего князя." И не единое слово не устыдило их, но словно звери свирепые схватили его. <...> И начал Глеб, преклонив колена, молиться так: "Прещедрый и премилостивый Господь! Слез моих не отвергай, но умилися на мое уныние. Узри сокрушение сердца моего: вот я убиваем, не знаю чего ради и за какую обиду не ведаю, Ты один ведаешь, Господи, Господи мой! Знаю слова Твои, сказанные апостолам: «За имя Мое, Меня ради поднимут на вас руки, и преданы будете родичами и друзьями, и брат брата передаст на смерть, и умертвят вас имени Моего ради». И еще: «В терпении вашем стяжаете души ваши». Узри, Господи, и суди: готова душа моя предстать перед Тобою, Господи"». См.: Древнерусские княжеские жития / подготовка текстов, пер. и коммент. В. В. Кускова. М. 2001. С. 65, 66.
340. Мф. Гл. 26. Ст. 52–54.
341. Подробнее см.: Федоров Г. П. Собр. соч. В 10 т. Т. 8. Святые Древней Руси. М., 2000. С. 16–27; Древнерусские княжеские жития / подготовка текстов, пер. и коммент. В. В. Кускова. М. 2001. С. 44–70, 91–131.
342. Юсупов Ф. Ф. Конец Распутина. Воспоминания. Париж, 1927. Цит. по изд.: Григорий Распутин. Сб. исторических материалов. В 4 т. Т. 4. М., 1997. С. 213.
343. Чтобы перечислить примеры оскорблений Императорской четы, потребуется отдельная книга. Приведем один пример. В марте 1917 года член Государственной думы от фракции правых (позднее беспартийных) епископ Енисейский и Красноярский Никон (Бессонов) в речах неоднократно именовал свергнутого Императора Николая II «Иродом, упивавшимся вином», а Императрицу, мать пятерых детей, ни много и ни мало как развратной «беснующейся Иродиадой». Его речи были опубликованы в епархиальной прессе. С «зарей свободы» многие «потеряли голову». Пример владыки Никона — пример крайности, но по-своему показательный. В июле 1917 года владыка снял с себя сан и монашество, обвенчавшись с бывшей ученицей подведомственного ему духовного заведения, скандал об отношениях с которой разгорелся еще до революции. После их свадьбы жена бывшего владыки была убита при неясных обстоятельствах. После этого в конце 1917 года бывший архиерей возглавил Министерство исповеданий Украинской Рады и подрабатывал в газетах театральным критиком. Скончался в 1919 году. См.: Енисейская церковная нива. 1917. № 3. С. 20–22; Забайкальские епархиальные ведомости. 1917. № 9/10. С. 309–310. Цит. по изд.: Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году. Материалы и архивные документы по истории Русской Православной Церкви / сост. М. А. Бабкин. Изд. 2-е испр. и доп. М., 2008. С. 292–293.
344. Дневники Императора. Т. 2. Ч. 2. С. 296.
Сайт За-Царя.рф не является монархическим, не носит религиозный характер, не преследует политических целей. Задача сайта – рассказать правду об Императоре Николае Втором и России времени Его правления.
Контакты: za-carya@yandex.ru
© 2017 - 2024. Все права защищены.
