На полотне изображены (слева направо): камердинер А.Е. Трупп, Великая Княжна Мария, Великая Княжна Анастасия, Цесаревич Алексей, Император Николай II, Императрица Александра Фёдоровна, Великая Княжна Татьяна, Великая Княжна Ольга, лейб-медик Е.С. Боткин, комнатная девушка А.С. Демидова, повар И.М. Харитонов
Тысяча девятьсот семнадцатый год стал для народа Российской империи годом выбора, трагического выбора. Все люди, которые обладали достаточной осведомлённостью о происходящих процессах и событиях, этот выбор сделали. Кто-то выбрал либеральные ценности, усердно пропагандировавшиеся западными народами, кто-то отдал предпочтение социально-демократическим идеям, многие просто предпочли личную выгоду и безопасность, примкнув к тем, на чьей стороне была сила. Но, так или иначе, к началу 1917 года народы России сделали выбор в пользу кардинального изменения существующего в стране порядка.
Это только потом, уже к концу 17-го – к началу 18-го многие инициаторы событий прозрели всю бедственность и гибельность своего выбора и принялись организовывать то, что впоследствии историки назвали «Белым движением». А к февралю 1917 года император Николай II и его Семья остались, казалось, в полном одиночестве…
В полном ли? Нет, всё-таки были люди, которые любили Царя слишком сильно, чтобы отречься от него, или же обладали глубокой порядочностью и верностью долгу, другими словами, тем комплексом душевных качеств, что называется благородным словом «честь». И честь не позволила им пойти против совести, совершив предательство. Мы знаем далеко не всех из них. Но мы расскажем о тех, о ком сможем рассказать, держа в своем уме и сердце светлый образ тех, кто остался безымянным. Итак, вспомним сегодня тех, кто не умел ходить кривыми и глухими окольными тропами, а выбрал прямую дорогу, пусть даже она вела к смерти…
Кавалер орденов Святого Георгия 3-й и 4-й степеней. Участник Русско-турецкой войны, герой Первой мировой войны, «первая шашка России».
«Граф Келлер был чрезвычайно заботлив о подчинённых; особое внимание он обращал на то, чтобы люди были всегда хорошо накормлены, а также на постановку дела ухода за ранеными, которое, несмотря на трудные условия войны, было поставлено образцово. Встречая раненых, выносимых из боя, каждого расспрашивал, успокаивал и умел обласкать. С маленькими людьми был ровен в обращении и в высшей степени вежлив и деликатен; со старшими начальниками несколько суховат.
Неутомимый кавалерист, делавший по сто вёрст в сутки, слезая с седла лишь для того, чтобы переменить измученного коня, он был примером для всех. В трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен. Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе и в чекмене Оренбургского казачьего войска, щеголяя молодцеватой посадкой, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования».
А.Г. Шкуро (служил под началом Ф.А. Келлера в 1915-1917гг.)
Третьего марта в штабе корпуса, которым командовал граф Келлер, была получена телеграмма из Ставки об отречении Императора от Престола. Генерал Келлер сразу же, не сомневаясь в своих офицерах, провёл собрание унтер-офицерского состава, где, выяснив и его преданность отрёкшемуся Царю, на 4-е марта вызвал корпус в окрестности Оргеева, где построил корпус в каре и во всеуслышание заявил: «Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то там Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить армию и Россию».
Удивительна проницательность старого военачальника, сразу увидевшего за тем, что впоследствии назвали «февральской революцией», дворцовый переворот, мятеж элиты русского общества.
В полдень 6 марта граф Келлер отправил телеграмму Государю, в которой выражал негодование от лица корпуса и себя лично по отношению к тем войскам, что присоединились к мятежникам, а также просил Царя не покидать Престола.
Перехваченная организаторами переворота телеграмма графа привела к прибытию вскоре в штаб келлеровского корпуса генерала Маннергейма, который предпринял попытку уговорить Келлера подчиниться Временному правительству. Однако граф не пошёл на уступки, отказался присягать Временному правительству, сказав: «Я христианин, и думаю, что грешно менять присягу». По воспоминаниям А.И. Деникина, генерал также заявил, что «отказывается приводить свой корпус к присяге, так как не понимает существа и юридического обоснования верховной власти Временного правительства; не понимает, как можно присягать повиноваться Львову, Керенскому и прочим определённым лицам, которые могут ведь быть удалены или оставить свои посты».
Естественно, что при таких убеждениях генерал Келлер был незамедлительно отстранен от командования и отправлен в отставку. Сдав корпус одному из своих боевых товарищей – генералу Крымову, граф Келлер уехал из армии в Харьков, где проживала в это время его семья.
Летом 1918 года, когда гражданская война была уже в самом разгаре, фигура авторитетного боевого генерала, а пуще того безукоризненная его честность и порядочность привлекли внимание лидеров и организаторов «Белого движения». В конце ноября 1918 года граф Келлер принял предложение возглавить Северную армию, создававшуюся на территории Псковской и Витебской губерний и имевшую яркую монархическую окраску.
Но судьба оказалась благосклонна к графу, не дав ему поучаствовать в братоубийственной войне. В декабре к Киеву, где находился в это время Келлер, приблизились повстанцы Симона Петлюры. Келлер взял на себя руководство обороной города, но ввиду невозможности сопротивления распустил вооружённые отряды.
Германские военные предложили ему снять форму и оружие и бежать в Германию, но Келлер не хотел расставаться ни со своими погонами, ни с полученной от императора наградной шашкой. Он совершенно открыто поселился в Михайловском монастыре с двумя адъютантами, А. А. Пантелеевым и Н. Н. Ивановым. Когда петлюровцы явились в монастырь с обыском, вопреки уговорам монахов он сам через адъютанта сообщил о себе пришедшим. В ночь на 8 (21) декабря 1918 года граф Келлер и его спутники были убиты повстанцами…
«Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения, а таких людей громадное большинство».
Ф. А. Келлер
Русский генерал от кавалерии, генерал-адъютант. Происходил из владетельной ханской фамилии Нахичеванских Эриванской губернии. Командовал элитными кавалерийскими частями и был единственным за всю историю генерал-адъютантом мусульманином в Русской императорской армии. Кавалер 15 российских и 9 иностранных государственных наград, включая боевые ордена Святого Георгия 3-й и 4-й степеней и Золотое оружие «За храбрость».
Получив сообщение из Ставки об отречении императора, генерал Гусейн Хан Нахичеванский отправил начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу М. В. Алексееву телеграмму:
«До нас дошли сведения о крупных событиях. Прошу Вас не отказать повергнуть к стопам Его Величества безграничную преданность гвардейской кавалерии и готовность умереть за своего обожаемого Монарха. Генерал-адъютант Хан-Нахичеванский. № 277, 03 марта 1917 г.»
Однако генерал-адъютант Алексеев не передал телеграмму императору… После отречения Николая II Гусейн Хан отказался присягать на верность Временному правительству.
Согласно ряду авторов, Гусейн-Хан был расстрелян большевиками вместе с Великими Князьями Павлом Александровичем, Николаем Михайловичем, Георгием Михайловичем и Дмитрием Константиновичем в Петропавловской крепости 29 января 1919 года.
«Многим кажется удивительным и непонятным тот факт, что крушение векового монархического строя не вызвало среди армии, воспитанной в его традициях, не только борьбы, но даже отдельных вспышек. Что армия не создала своей Вандеи… Мне известны только три эпизода резкого протеста: движение отряда генерала Иванова на Царское Село, организованное Ставкой в первые дни волнений в Петрограде, выполненное весьма неумело и вскоре отмененное, и две телеграммы, посланные государю командирами 3-го конного и гвардейского конного корпусов, графом Келлером и ханом Нахичеванским. Оба они предлагали себя и свои войска в распоряжение государя для подавления «мятежа»…»
А.И. Деникин. Очерки русской смуты
Из крестьян. Женат не был. Служил матросом на императорской яхте «Штандарт», откуда в декабре 1913 года ушёл на службу помощником дядьки Цесаревича боцмана А. Е. Деревенько.
После того, как после Февральской революции боцман А.Е. Деревенько ушёл из Царского Села вместе с революционными матросами, К.Г. Нагорный стал дядькой Цесаревича. Когда царская семья в августе 1917 года высылалась в Тобольск, возможность покинуть службу была у всех императорских слуг, но Климентий Нагорный предпочёл остаться в семье отрёкшегося монарха и добровольно отправился вместе с ними в ссылку.
По воспоминаниям очевидцев, К.Г. Нагорный не мог молча сносить издевательства тюремщиков над цесаревичем Алексеем. Ещё на пути из Тобольска в Екатеринбург на борту парохода «Русь» Нагорный защитил цесаревича от произвола комиссара Родионова. А.А. Теглева, няня царских детей, вспоминала: «Нагорный держал себя смело и свою будущую судьбу себе предсказал сам. Когда мы приехали в Екатеринбург, он мне говорил: «Меня они, наверное, убьют. Вы посмотрите, рожи-то, рожи у них какие! У одного Родионова чего стоит! Ну, пусть убивают, а всё-таки я им хоть одному-двоим, а наколочу морды сам!»
15 (28) мая 1918 года матросы К.Г. Нагорный и И.Д. Седнёв были взяты из Ипатьевского дома и доставлены в Екатеринбургскую тюрьму. По одним сведениям, в начале июня, по другим – в начале июля 1918 года Климентий Нагорный и Иван Седнёв в группе других заключённых были выведены из тюрьмы, отведены за город в безлюдное место и тайно, в спину, убиты «за предательство дела революции», как было указано в постановлении об их казни.
Идя к месту казни, Нагорный, по рассказам очевидцев, держался мужественно и ободрял других смертников.
На службу в царскую семью И.Д. Седнёв попал благодаря рекомендации своего друга матроса «Штандарта» К.Г. Нагорного, который был при Цесаревиче дядькой. Иван Седнёв стал лакеем великих княжон, являясь не только помощником, но и телохранителем царских детей, везде сопровождая их, что было жизненно важно во времена, когда революционеры вели охоту на представителей царствующей династии.
В дневниковых записях Николая Александровича и Александры Фёдоровны упоминания о Седнёве встречаются часто, последняя называла его «добрый Седнёв», а фрейлина, А.А. Вырубова – «прекрасным человеком».
Как и Климентий Нагорный, Иван Седнёв предпочел остаться вместе с Семьей последнего русского Императора.
В Екатеринбурге у И.Д. Седнёва и К.Г. Нагорного (прибывшего со второй партией ссыльных) практически сразу начались конфликты с екатеринбургской охраной Царской Семьи. Бывшие матросы «Штандарта» поднимали голос в защиту притесняемых охраной узников, принялись смывать со стен стихи и рисунки неприличного и оскорбительного для Царской Семьи содержания, которые оставляли красноармейцы-охранники.
Но окончательно решило их судьбу то, что они позволили себе открыто возмущаться тем, что охрана ворует вещи, принадлежащие Царской семье. Пьер Жильяр вспоминал впоследствии: «…эти два милых малых не могли скрыть своего возмущения, когда увидели, как большевики забирают себе золотую цепочку, на которой висели у кровати больного Алексея Николаевича его образки».
Иван Дмитриевич Седнёв был расстрелян большевиками летом 1918 года.
Евгений Сергеевич был сыном выдающегося русского ученого, профессора медицины Сергея Петровича Боткина, служившего лейб-медиком императоров Александра II и Александра III. Преемником Сергея Петровича на должности лейб-медика долгое время состоял доктор Г. Гирш. Когда он умер, императрицу Александру Федоровну спросили, кого бы она хотела видеть на его месте. Она сказала: «Боткина, – и добавила, – того, который был на войне». Евгений Сергеевич всю Японскую войну провёл на театре военных действий, отличился самоотверженной работой и личной храбростью.
Во время Первой Мировой войны Е.С. Боткин всего лишь два или три раза ездил с Царем в Ставку, он почти постоянно оставался в Царском Селе. Николай II говорил, что «желает его видеть при Её Величестве и детях».
В 1917 году, после падения монархии, Е.С. Боткин остался вместе с Царской Семьёй в Царском Селе, а затем последовал за ней в ссылку. В Тобольске он открыл бесплатную медицинскую практику для местных жителей. В апреле 1918 года вместе с царской четой и их дочерью Марией был перевезён из Тобольска в Екатеринбург. Мог не ехать, но вызвался сам.
В дневниках Николая II и Александры Федоровны царскосельского, да и тобольского периодов имя Е.С. Боткина встречается нечасто. Но их же дневниковые записи во время екатеринбургского заточения упоминают его неоднократно. И это вряд ли случайно. По мере того как тюремные условия становились всё более жесткими, значение такой благородной и умиротворяющей личности, как доктор Боткин, не могло не расти. Теперь фактически только через него шли все переговоры с тюремщиками из охраны «Дома особого назначения» и исполкома Уралоблсовета.
Девятого июля, за неделю до страшной ночи расстрела в ипатьевском подвале, Евгений Сергеевич начал писать длинное письмо «доброму другу Саше», как можно судить, своему однокашнику по учебе в Медицинской академии выпуска 1889 г. В этом последнем прижизненном письме – весь Е.С. Боткин.
«Ты с драгоценным для меня доверием поинтересовался моей деятельностью в Тобольске. Что же? Положа руку на сердце, могу тебе признаться, что и там я всячески старался заботиться «о Господнем», «како угодить Господу», а, следовательно, и о курсовом, – «како не посрамити выпуска 1889 г.». И Бог благословил мои труды, и я до конца дней своих сохраню то светлое воспоминание о своей лебединой песне. Я работал там изо всех своих последних сил, которые неожиданно разрослись там…»
Евгений Сергеевич Боткин был убит вместе со всей Императорской Семьёй в Екатеринбурге в Ипатьевском доме в ночь с 16 на 17 июля 1918 года.
«Иллюзиями не убаюкиваюсь и неприкрашенной действительности смотрю прямо в глаза».
Е.С. Боткин
Во время Первой Мировой войны находился при Царе в Ставке. Дослужился до гофмаршала Двора Его Императорского Величества, награждён орденами.
Протопресвитер о. Георгий Шавельский давал Василию Александровичу Долгорукову следующую характеристику: «Гофмаршал князь В.А. Долгоруков был бесконечно предан Государю. Его честность и порядочность во всех отношениях были вне всяких сомнений. Попал он в Свиту, так сказать, по наследству, так как приходился de jure пасынком, a de facto (как утверждали) сыном обер-гофмаршалу графу Бенкендорфу. Профессор Фёдоров часто говорил, что «Валя Долгоруков – ни к черту негодный гофмаршал». Ещё менее он годился для чего-либо иного в Царском Селе: чтобы развлекать Государя, – он был слишком скучен и не остроумен; чтобы быть советником, – он был слишком прост умом».
Как знать, не эта ли простота ума, о которой со слов отца Георгия говорил профессор Фёдоров, сослужила князю Долгорукову добрую службу. Когда ум не подбрасывает множества многообещающих идей, человеку остается следовать за сердцем, а сердце Василия Александровича всецело принадлежало Государю…
14 августа 1917 года князь Долгоруков добровольно последовал за Императором и Императрицей в качестве сопровождающего (вместе с графиней Гендриковой) к месту ссылки Императорской Семьи. Во время заточения он всегда рядом с Государем: пилит дрова, чистит снег, копает землю. Князь не только сочувствует Николаю II, но и старается защитить его.
30 апреля 1918 года по приезде в Екатеринбург князь Долгоруков был арестован «в целях охраны общественной безопасности». Его поместили в политическое отделение екатеринбургской тюрьмы. Чекисты попытались обвинить его в планировании побега царской семьи из ссылки. Историки называют эти обвинения несостоятельными. 10 июля 1918 года Василий Александрович был расстрелян большевиками в лесу под Екатеринбургом.
Алексей Егорович Трупп (Алоиз Лаурус Труупс) – камер-лакей (камердинер) последнего российского императора Николая II. Латыш по национальности, по вероисповеданию – католик.
В настоящее время слово «лакей» имеет негативную окраску, однако изначально это слово французского происхождения обозначало слугу, то есть человека, выполняющего различные поручения. Придворный лакей, или камер-лакей, относился к числу низших служителей придворного ведомства. В силу своей должности он постоянно находился при членах Царской Семьи, даже в траурной церемонии придворные лакеи принимали участие в печальном шествии, следуя за ротами полков лейб-гвардии.
Служба при дворе требовала не просто исполнительности, постепенно из простого лакея Трупп сделался доверенным лицом и приближенным человеком к Царской семье.
Доход Алоиза позволял ему приобрести в окрестностях Санкт-Петербурга несколько участков и дач, но он был равнодушен к драгоценностям, будучи человеком некорыстным. Всю жизнь Алоиз помнил, что его родина – Латгалия (восточная Латвия), и различными путями старался помочь знакомым, обращавшимся к нему за помощью. Он помогал деньгами, оказывал протекцию при устройстве на работу, отвечал всем, кто его просил, был веселым и коммуникабельным, любил проводить время со своими соотечественниками, однако воздерживался от участия в общественных мероприятиях, поскольку служил при дворе.
Последний раз А.Е. Трупп посетил родные места в 1912 г. Возможно, у него было предчувствие – во время последнего приезда Алоиз говорил родным, что, несмотря на любовь к ним и своей родине, его жизнь связана с Царской Семьей, что он всегда будет к ней возвращаться. Э.Д. Колесникова, внучатая племянница А.Е. Труппа, рассказывает, что он был идеалистом и очень преданным человеком. Он испытывал искреннюю симпатию к тем людям, которым служил. Одной из главных черт его характера была последовательность, он всегда доводил до конца всё, за что брался.
Не имея собственных детей, он был привязан к царским детям, любил детей вообще. Приезжая в свою деревню, Алоиз всегда привозил конфеты маленьким односельчанам.
Последний этап жизни Труппа был связан с трагедией Царской Семьи. Он проявил то терпение и преданность, которые относились к числу его достоинств на протяжении всей жизни. Алексей Егорович последовал за Царской Семьёй в ссылку добровольно.
Алексей Егорович Трупп был убит вместе со всей Императорской Семьёй в Екатеринбурге в Ипатьевском доме в ночь с 16 на 17 июля 1918 года.
Анна Степановна окончила «Учительскую женскую школу с рукодельными классами» при Иоанно-Предтеченском Леушинском монастыре, а затем – Ярославское художественное училище. Патронаж над этим заведением осуществляла Императрица Александра Федоровна. По всей видимости, там она и заметила талантливую ученицу, работы которой (рисунки и вышивки) постоянно занимали первые места на ежегодных выставках. По окончании учебы Анне Демидовой было предложено место комнатной девушки. Анна Степановна имела своей главной обязанностью обучение шитью, вышиванию, вязанию и прочему рукодельному мастерству Великих Княжон. Императрица считала, что любая женщина должна уметь и пуговицу пришить, и рисовать, и вязать, и ухаживать за больными. Она тщательно выбирала учителей для своих детей, считая, что «выше всех знаний для человека должна быть чистая совесть и праведная жизнь».
Элегантная, образованная Демидова, знающая несколько иностранных языков и прекрасно играющая на фортепиано, поселилась в Царском Селе.
У Анны был жених – Николай Эрсберг, брат другой комнатной девушки, Елизаветы Эрсберг, с которой она дружила. Но если бы она вышла замуж, то должна была либо уволиться, либо перейти на другую должность. А поскольку Анна очень привязалась к Императорской Семье, то от возможности устроить личную жизнь отказалась.
Вскоре после февральского переворота – 21 марта – генерал Корнилов от имени Временного правительства объявил Государыне, что Государь и она арестованы. Все обитатели Царского Села, «кто не желал подвергаться тюремному режиму, должны были покинуть дворец до четырех часов 21 марта», – вспоминал впоследствии Пьер Жильяр.
Право покинуть Романовых было и у Демидовой, но она осталась верна Императорской Семье, которой прослужила всю свою жизнь, это была ее Семья, и другой у нее не было. Ей дано было право на свободу, но она предпочла изгнание.
Императрица была тронута верностью Демидовой. И в Сибирь Анна поехала личной горничной Александры Федоровны, а фактически почти что членом семьи.
Она очень боялась, но не отказалась сопровождать Государыню. То, что Анна Степановна Демидова вовсе не была героиней, презирающей опасность и саму смерть, только поднимает значимость ее подвига.
Анна Степановна Демидова приняла мученическую смерть вместе со всей Императорской Семьёй в Екатеринбурге в Ипатьевском доме в ночь с 16 на 17 июля 1918 года.
Иван Михайлович Харитонов родился в Петербурге в семье письмоводителя дворцовой полиции. Иван Михайлович начал придворную службу, когда ему было всего двенадцать лет.
В 1911 году он был произведен в старшие повара. Тогда же, незадолго до Первой мировой войны, И.М. Харитонов получил звание потомственного почетного гражданина.
Однако профессия придворного повара была не только почетной, но не такой уж и простой, как это может показаться на первый взгляд.
Помимо знания рецептов Православной кухни с её постными и праздничными блюдами Старший повар И.М. Харитонов должен был в совершенстве знать и уметь приготовить многое из того, что считалось национальной кухней других стран мира. Его опыт в этом деле позволял составлять меню и следить за приготовлением всевозможных блюд для многочисленных иностранных гостей.
Когда для Царской Семьи наступил период заточения в Царском Селе, Иван Михайлович, ни минуту не сомневаясь, разделил с ней свою судьбу, также оказавшись в положении арестованного.
1 августа 1917 года И.М. Харитонов вместе со своей женой и всеми детьми последовал за Царской Семьей в Тобольск, где занимался своей основной деятельностью – кухней и приготовлением пищи, теперь уже для бывших августейших особ.
В Тобольске Харитонов часто ходил по богатым купцам и другим известным жителям города и просил взаймы – для Царской Семьи. Ему часто отказывали, а когда давали, требовали записывать каждую мелочь. Зато простой народ и монахи близлежащих монастырей несли к «Дому Свободы» кто что мог: сметану, молоко, яйца, мясо.
Когда в мае 1918 года И.М. Харитонов вместе с остальными слугами уезжал из Тобольска в Екатеринбург, ему было разрешено проститься с женой и детьми.
Как бы предвидя участь уезжающих, камердинер Императрицы А.А. Волков сказал Ивану Михайловичу: «Оставьте золотые часы семье», на что тот ответил, что при любых обстоятельствах надо вести себя так, как если бы всё было к лучшему.
С появлением в доме Ивана Михайловича питание узников значительно улучшилось за счёт его кулинарных талантов. Первым делом он сумел осуществить ремонт ранее дымившей плиты, после чего узники перестали быть полностью зависимы от доставки блюд из «советской столовой». Теперь Старший повар готовил для них лично. И не только первые и вторые блюда, но выпекал даже хлеб. Кулинарный талант и личный пример Ивана Михайловича так увлёк Великих Княжон, что те с самого первого дня взялись помогать ему не только в выпечке хлеба, но и во всей прочей стряпне.
Иван Михайлович Харитонов остался верен до последних минут жизни Императорской Семье и погиб вместе с ней в ночь с 16 на 17 июля 1918 года в подвале Ипатьевского дома.
Русский офицер из древнего дворянского рода Татищевых, который восходит своими корнями к Рюриковичам, Илья Леонидович был адъютантом великого князя Владимира Александровича. С 1905 – генерал-майор свиты Его Императорского Величества. В 1910 произведён в генерал-адъютанты. В 1910-1914 – личный представитель Императора Николая II при кайзере Вильгельме II.
В годы Первой мировой войны граф И.Л. Татищев состоял при Верховном Начальнике Санитарной и Эвакуационной части Российского Общества Красного Креста, а с началом Февральской Смуты явился в Царское Село, чтобы быть ближе к находящемуся под арестом Государю.
Согласно воспоминаниям А.Ф. Керенского: «Царю не делалось никаких стеснений в выборе тех лиц, которых он хотел видеть около себя в Тобольске. Я хорошо помню, что первое лицо, которое Он выбрал, не пожелало быть с Ним и отказалось. <…> Кажется, таким лицом был Флигель-Адъютант Нарышкин. Тогда Царь выбрал Татищева. Татищев согласился». По словам Керенского Илья Леонидович «держал себя вообще с достоинством, вообще, как должно, что тогда в среде придворных было редким исключением».
Выбор Государя оказался очень удачным, так как граф Татищев, как отмечал М.К. Дитерихс, был человеком «с христианской душой и кротким характером», которого все за время его пребывания в Тобольске искренне полюбили.
Глядя на живущую в мире и согласии Царскую Семью, все те, кто разделил с Нею добровольное заточение, старались, как могли, подражать Ей в этом. Но девять месяцев неволи, неизвестное будущее и бесконечная «зелёная тоска» периодически приводили ко всякого рода спорам, трениям и просто открытым ссорам. Наблюдая все это, граф И.Л. Татищев неоднократно брал на себя роль некоего миротворца, призывая ссорившихся: «Не надо мельчать, не надо мельчать», а затем, чтобы разрядить атмосферу, принимался рассказывать какую-нибудь историю из своей личной жизни. Его всякий раз слушали с благодарностью, однако, не сдерживая улыбок на лице, так как истории эти всякий раз им повторялись и давно уже были всем хорошо известны. И, тем не менее, слушая их, хотя и в который раз, нервный накал страстей потихоньку спадал, и в «Доме Свободы» вновь воцарялся мир и порядок.
В Тобольске граф И.Л. Татищев в разговоре с П. Жильяром сказал ему: «Я знаю, что не выйду из этого живым. Я молю только об одном – чтобы меня не разлучали с Государем и дали мне умереть вместе с ним…»
10 июля 1918 года Илья Леонидович Татищев вместе с Василием Александровичем Долгоруковым был расстрелян большевиками в лесу под Екатеринбургом.
Екатерина Адольфовна Шнейдер преподавала русский язык и словесность в одном из московских пансионатов.
В 1884 году Е.А. Шнейдер была нанята преподавателем русского языка для великой княгини Елизаветы Фёдоровны, старшей сестры принцессы Алисы Гессен-Дармштадтской, будущей Императрицы Александры Фёдоровны.
Обучив Великую Княгиню русскому языку и изящной словесности, Е.А. Шнейдер до 1894 года продолжала оставаться в штате её придворных.
В канун приезда в Россию принцессы Алисы, уже в качестве невесты Наследника Цесаревича Николая Александровича, Екатерина Адольфовна по рекомендации Елизаветы Фёдоровны едет в Кобург, где за довольно короткий срок обучает Алису Гессенскую русскому языку, а по приезде в Россию остаётся при Императорском Дворе и в 1904 году получает должность гоф-лектриссы.
Екатерина Адольфовна, которую Государыня ласково звала «Шнайдерляйн» или «Трина» (производное от имени Екатерина) стала для Государыни одним из самых близких людей, советы которой та очень ценила и без которой не мыслила ни одного из своих путешествий.
Будучи бездетной, Е.А. Шнейдер была очень привязана к Царским детям, и особенно к Великим Княжнам, помощь в воспитании и уход за которыми она осуществляла с их малолетства. А когда те стали подрастать, стала преподавать им немецкий язык. Великие Княжны также всем сердцем полюбили свою неофициальную воспитательницу.
«Екатерина Адольфовна была удивительно предана, как государыне, так и детям… <…> Она была очень культурна, исключительно скромна и очень работоспособна. Императрице она служила и секретарем, и гардеробмейстершей. Всё покупалось и заказывалось через ее посредство. Была она и учительницей самой Государыни по русскому языку, а детей, пока они были маленькими, – по всем предметам. Если кого из княжон надо было куда сопровождать, делала это всегда Екатерина Адольфовна. При этом фрейлен Шнейдер отличалась очень ровным характером и удивительной добротой».
Начальник Канцелярии Министерства Высочайшего Двора
и Уделов генерал-лейтенант А.А. Мосолов
Когда Венценосной Семье было объявлено о ссылке в далекую Сибирь, Екатерина Адольфовна, не колеблясь, выразила желание последовать за ней. Вместе с ними отправилась она и в свое последнее путешествие в Екатеринбург, в который прибыла 23 мая 1918 года и где в качестве «гражданина Е.А. Шнейдер» была помещена в Арестный дом (Тюрьму № 2), в котором содержалась до 20 июля 1918 года.
Е.А. Шнейдер была убита чекистами в Перми вместе с группой заключённых, как заложник, в ночь с 3 на 4 сентября 1918 года.
С самого раннего детства графиня А.В. Гендрикова отличаясь необычайно добрым и сердечным характером, который унаследовала от своей матери и который с самых первых дней проживания семьи Гендриковых рядом с Царской Семьей просто не могла не заметить Государыня Императрица Александра Федоровна.
И поэтому нет ничего удивительного в том, что в 1910 году Императрица пригласила 22-летнюю Настеньку (так Государыня звала свою любимицу) занять место своей личной фрейлины. Ежедневные общения Настеньки с Государыней ещё больше убедили Александру Фёдоровну в правильности своего выбора, а кроткий нрав графини и её глубокая Вера в Господа сблизили этих двух женщин ещё больше, вследствие чего между ними завязалась самая нежная дружба.
Вскоре после смерти отца Анастасии Васильевне на протяжении нескольких лет пришлось ухаживать за разбитой параличом больной матерью, которая не смогла пережить смерть своего супруга. «Я почувствовала, что надо держаться, что надо улыбнуться, а не плакать, чтобы не препятствовать душе её вернуться туда, куда она давно стремилась», – писала Анастасия Васильевна после смерти матери в своём дневнике.
Верная своему служебному долгу, графиня А.В. Гендрикова продолжала нести свою службу при Высочайшем Дворе. Но теперь, когда светская жизнь потеряла для неё всякий смысл, она всё более и более задумывалась над вечными ценностями, находя в них выход из душевного тупика, передавая себя Господу «с полным доверием, что Он лучше знает, кому и когда надо».
События Февральской смуты застали Анастасию Васильевну по пути в Ялту, куда она срочно выехала, чтобы навестить свою заболевшую сестру. Но прибыв в Севастополь, она узнала о произошедших в Петрограде событиях и, так и не повидав сестру, возвратилась обратно в Царское Село. 8 (21) марта 1917 года, за два часа до того, как Александровский Дворец по приказу генерал-лейтенанта Л.Г. Корнилова стал тюрьмой для всех тех, кто пожелал в нём остаться, графиня А.В. Гендрикова вновь приступила к своим служебным обязанностям, записав в своём дневнике: «Слава Богу, я успела приехать вовремя, чтобы быть с Ними».
А когда по постановлению Временного правительства августейшая Семья должна была последовать в далекий Тобольск, А.В. Гендрикова без колебаний последовала за Ней.
Анастасия Васильевна находилась около Царской Семьи, как в Царском Селе, так и в Тобольске. Государыня из-за невозможности личных встреч зачастую обменивалась с ней письмами. И графиня А.В. Гендрикова, движимая бесконечной любовью к Государыне, всегда была её верным утешителем.
Анастасия Васильевна Гендрикова вместе с Е.А. Шнейдер была расстреляна большевиками в Перми, как заложник, в ночь с 3 на 4 сентября 1918 года.
* * *
В этой небольшой статье мы рассказали о тех людях, кто до конца остался верен августейшей Семье последнего русского Императора Николая II. Несомненно, сказанное здесь далеко не полно, и отнюдь не все люди, заслуживающие этого, здесь упомянуты. Однако даже этот краткий обзор открывает нам прекрасные качества души, которые были свойственны всем этим разным людям, и имя этим качествам: Верность, Преданность и Честь.
Мы можем с уверенностью сказать, что эти люди по великой любви к Венценосной Семье и по зову долга предпочли пойти на смерть, но не оставить Императора и его Семью без поддержки и помощи в самые тёмные и тяжелые дни.
И сегодня, глядя через столетие на судьбы людей, сохранивших верность Императору Николаю II, хочется сказать им: «Спасибо! Спасибо за славный пример и высокое благородство Духа!»
Автор-составитель: Дмитрий Филатов
Сайт За-Царя.рф не является монархическим, не носит религиозный характер, не преследует политических целей. Задача сайта – рассказать правду об Императоре Николае Втором и России времени Его правления.
Контакты: za-carya@yandex.ru
© 2017 - 2024. Все права защищены.
